Денис Васильевич Давыдов. Гусарская исповедь. 
  Дневник партизанских действий 1812 года 
  1  2  3  
  4  5  
  6  7  
  8  9  
  10  11  
  12  13  
  14  
  15  
  16  
  17  18  
  19  20  
  21  22  
  23  24  
  25  26  
  27  28  
  29  30  
  31  32  
  33  34  
  35  36  
  37  38  
  39  40  
  41  42  
  43  44  
  45  46  
  47  48  
  49  50  
  51  52  
  53  54  
  55  56  
  57    Как ни прискорбно было мне видеть брата моего жестоко раненным 
    на поле битвы, но, победя чувство родства и дружбы высшим чувством, я продолжал 
    преследование. Еще от села Мокровичей я отрядил сотню казаков к Эсмонам с 
    повелением разобрать столько моста на реке Ослике, сколько время позволит, 
    и потом скрыться в засаде у переправы. Намерение мое было сделать решительный 
    натиск у сего пункта и тем прекратить бой, стоящий уже мне весьма дорого. 
    И подлинно, неприятель, подшед к Эсмонам, встретил и препятствие для переправы 
    и ружейный огонь казаков, засевших у моста. Выстрелы оных были сигналом для 
    нашего нападения: мы со всех сторон ударили. Колонна разделилась: одна половина 
    оной стала бросать оружие, но другая, отстреливаясь из-за перилов моста и 
    из-за ив, растущих вокруг оного, набросала несколько досок, разбросанных казаками 
    моими, переправилась чрез реку и отступила лесами к Нижнему Березину.
    В сем деле мы овладели магазином и гошпиталем в Белыничах. В первом найдено 
    четыреста четвертей ржи, сорок четвертей пшеницы, двести четвертей гречихи 
    и пятьдесят четвертей коноплей, а в последнем взяли двести девяносто человек 
    больных и пятнадцать лекарей. Взят один подполковник, четыре капитана и сто 
    девяносто два рядовых, весь обоз и сто восемьдесят ружей.
    Справедливость велит мне сказать, что брат мой Лев был героем сего дела.
    Возвратясь в село Мокровичи, я немедленно послал выбрать лучших двух хирургов 
    из пятнадцати лекарей, отбитых нами в белыничевском гошпитале, приставил одного 
    из них к брату, другого - к раненым казакам, и отправил весь сей караван в 
    Шклов 15-го поутру.
    Грустно мне было расставаться с страждущим братом моим и отпускать его в край, 
    разоренный и обитаемый поляками, чуждыми сожаления ко всякому, кто носит имя 
    русское! К тому же, если б урядник Крючков не ссудил меня заимообразно двадцатью 
    пятью червонными, я принужден был бы отказать брату и в денежном пособии, 
    ибо казна моя и Храповицкого никогда не превышала двух червонных во все время 
    наших разбоев: вся добыча делилась между нижними чинами.
    Я велел в тот же день сдать под расписку пана Лепинского, управителя графа 
    Огинского имения, отбитые нами у неприятеля магазин, гошпиталь, ружья, обоз 
    и пленных, послал с рапортом об сем деле курьера в главную квартиру, находившуюся 
    в Круглом, и выступил сам по данному мне направлению.
    Между тем на берегах Березины совершались громадные события. Наполеону, в 
    первый раз испытавшему неудачу, угрожала здесь, по-видимому, неизбежная гибель. 
    В то время как обломки некогда грозной его армии быстро следовали к Березине, 
    чрез которую им надлежало переправиться, сюда стремились с разных сторон три 
    русские армии и многие отдельные отряды. Казалось, конечная гибель французов 
    была неминуема, казалось, Наполеону суждено было здесь либо погибнуть с своей 
    армией, либо попасться в плен. Но судьбе угодно было здесь еще раз улыбнуться 
    своему прежнему баловню, которого присутствие духа и решительность возрастали 
    по мере увеличения опасности. С трех сторон спешили к Березине Чичагов, Витгенштейн, 
    Кутузов и отряды Платова, Ермолова, Милорадовича, Розена и другие. Армия Чичагова, 
    которую Кутузов полагал силою в шестьдесят тысяч человек, заключала в себе 
    лишь тридцать одну тысячу человек, из которых около семи тысяч кавалерии; 
    она была ослаблена отделением Сакена с двадцатью семью тысячами человек против 
    Шварценберга и неприбытием Эртеля с пятнадцатью тысячами человек, отговаривавшегося 
    незнанием, следовать ли ему с одной пехотой или вместе с кавалериею. Грустно 
    думать, что в столь тяжкое для России время могли в ней встречаться генералы, 
    столь легко забывающие священные обязанности свои относительно отечества.
    Читать дальше >>