Денис Васильевич Давыдов. Гусарская исповедь. 
  Дневник партизанских действий 1812 года 
  1  2  3  
  4  5  
  6  7  
  8  9  
  10  11  
  12  13  
  14  
  15  
  16  
  17  18  
  19  20  
  21  22  
  23  24  
  25  26  
  27  28  
  29  30  
  31  32  
  33  34  
  35  36  
  37  38  
  39  40  
  41  42  
  43  44  
  45  46  
  47  48  
  49  50  
  51  52  
  53  54  
  55  56  
  57    Я не смел дать этого наставления письменно, боясь, чтобы 
    оно не попалось в руки неприятеля и не уведомило бы его о способах, данных 
    мною жителям для истребления мародеров.
    После сего, перевязав пленных, я определил к ним одного урядника и девять 
    казаков, к которым присоединил еще двадцать мужиков. Весь этот транспорт отправлен 
    был в Юхнов для сдачи городскому начальству под расписку [12]. Казакам сим 
    я приказал дождаться партии в Юхнове, уверясь, что по ее малолюдству мне нельзя 
    будет оставаться долго в местах, неприятелем наполненных. Однако мне хотелось 
    испытать еще судьбу с горстью моих товарищей и побороться с невозможностью; 
    а так как обязанность моя не состояла в поражении бродяг, но в истреблении 
    транспортов жизненного и военного продовольствия французской армии, то я, 
    по распространении наставления, данного мною токаревским крестьянам, по всем 
    селениям, чрез которые проходила партия моя, взял направление к Цареву-Займищу, 
    лежащему на столбовой Смоленской дороге.
    Был вечер ясный и холодный. Сильный дождь, шедший накануне, прибил пыль по 
    тропинке, коею мы следовали связно и быстро. В шести верстах от села попался 
    нам разъезд неприятельский, который, не видя нас, шедших лощиною вдоль опушки 
    леса, беззаботно продолжал путь свой. Если бы я не имел нужды в верном известии 
    о Цареве-Займище, занимаемо ли оно войском и какой оно силы, я бы пропустил 
    разъезд этот без нападения, опасаясь, в случае упущения одного из разъездных, 
    встревожить отряд или прикрытие транспорта, в селе находившегося. Но мне нужен 
    был язык, и потому я нарядил урядника Крючкова с десятью доброконными казаками 
    наперехват вдоль по лощине, а других десять - прямо на разъезд. Разъезд, видя 
    себя окруженным, остановился и сдался в плен без боя. Он состоял из десяти 
    рядовых при одном унтер-офицере. Мы узнали, что в Цареве-Займище днюет транспорт 
    с снарядами и с прикрытием двухсот пятидесяти человек конницы.
    Дабы пасть как снег на голову, мы свернули с дороги и пошли полями, скрываясь 
    опушками лесов и по лощинам; но за три версты от села, при выходе на чистое 
    место, встретились с неприятельскими фуражирами, числом человек в сорок. Увидя 
    нас, они быстро обратились во всю прыть к своему отряду. Тактические построения 
    делать было некогда, да и некем. Оставя при пленных тридцать гусаров, которые, 
    в случае нужды, могли служить мне резервом, я с остальными двадцатью гусарами 
    и семьюдесятью казаками помчался в погоню и почти вместе с уходившими от нас 
    въехал в Царево-Займище, где застал всех врасплох. У страха глаза велики, 
    а страх неразлучен с беспорядком. Все рассыпалось при нашем появлении: иных 
    мы захватили в плен, не только без оружия, но даже без одежды, иных вытащили 
    из сараев; одна только толпа в тридцать человек вздумала было защищаться, 
    но была рассеяна и положена на месте. Сей наезд доставил нам сто девятнадцать 
    рядовых, двух офицеров, десять провиантских фур и одну фуру с патронами. Остаток 
    прикрытия спасся бегством.
    Добычу нашу мы окружили и повели поспешно чрез село Климове и Кожине в Скугорево, 
    куда прибыли в полдень 3-го числа.
    Партия моя, быв тридцать часов беспрерывно в походе и действии, требовала 
    отдохновения, почему она до вечера 4-го числа оставалась на месте. Для облегчения 
    лошадей я прибегнул к способу, замеченному мною на аванпостах генерала Юрковского 
    еще в 1807 году. Исключив четыре казака для двух пикетов и двадцать - для 
    резерва (который, хотя должен был находиться при партии, но всегда был в готовности 
    действовать при первом выстреле пикетов), остальных девяносто шесть человек 
    я разделил надвое и приказал в обеих частях расседлывать по две лошади на 
    один час для промытия и присыпки ссадин и также для облегчения. Чрез час сии 
    лошади вновь седлались, а новые расседлывались; таким образом в двадцать четыре 
    часа освежалось девяносто шесть лошадей. В тот же день, по просьбе резерва, 
    я позволил и оному расседлывать по одной лошади на один час
    . Читать дальше >>